Сумерки богов: «Вавилон» в новосибирском «Старом доме»

В новосибирском «Старом доме» вышла апокалиптическая трагикомедия Елизаветы Бондарь по оригинальному тексту Екатерины Августеняк «Вавилон», за сюжетом которой следишь неотрывно, как на голливудском блокбастере. А попутно пытаешься узнать актеров, мастерски спрятанных режиссером под современными социальными масками.

Это первая премьера после внезапной смены руководства в «Старом доме» в начале года. Директор театра Антонида Гореявчева и его главный режиссер Андрей Прикотенко, планировавшие в этих стенах долгую и масштабную работу, в январе 2023 года в одночасье перешли в «Красный факел» – после увольнения с директорского поста Александра Кулябина. В «Старом доме» появились новые люди – директор Наталья Ильина и главный режиссёр Антон Федоров. Безукоризненная репутация обоих этих руководителей сама по себе не гарантировала удачного альянса со здешней сильной труппой, тем более, что экстремально распавшийся предыдущий союз был крайне продуктивным. Поэтому отважному театру, в котором актёры приняли коллегиальное решение не переходить вслед за прежними начальниками в другие театры, а попытаться сохранить труппу целиком, успех был необходим насущно. И он, по счастью, «Старый дом» не миновал.

Лиза Бондарь приехала в Новосибирск после своей премьеры в Альметьевске под названием «Дөм» (пьесу по мотивам толстовской «Власти тьмы» создала та же Екатерина Августеняк). Это история про густой, безысходный мрак человеческого сознания, беспросветный сон разума, рождающий известно кого. В «Вавилоне» на сцене «Старого дома» метафора «сон разума» стала буквальностью – и этот перевертыш создал комический эффект. Роль «разума» здесь играет мощнейший в мире искусственный интеллект по имени «Вавилон», который создала команда сильных мира сего для обретения совсем уж безграничной власти над человечеством. И первое, что «Вавилон» пишет своим создателям в момент, когда они уже отчаялись дождаться от него признаков жизни: «Мне приснился сон». А снится этой чудо-машине, что все его создатели (то есть земные «боги») будто бы потеряли все органы чувств и способность суждения и поубивали друг друга. Но фишка в том, что этот сон эмулированного разума (он же – первое послание ИИ человечеству) каждый из героев воспринимает по-своему, и все они постепенно проявляются как весьма странные и плохо совместимые друг с другом и с жизнью существа, что, конечно, неумолимо приближает нас к концу света.

Грубо говоря, это вариация франшизы про Терминатора, отражающая страх человека перед искусственным интеллектом, который вот-вот осознает сам себя, в эпоху, когда сам ИИ стал уже такой же обыденностью, как компьютеры и смартфоны: ни один уважающий себя студент и журналист не обходится в ежедневной практике без ChatGPT (Midjourney входит в обиход помедленней, но тоже уже далеко не новость).

В постановочном списке Бондарь современных пьес и оригинальных версий классических текстов – примерно поровну, но такого, чтобы пьеса писалась в процессе репетиций да еще и с вовлечением в процесс сочинительства артистов из команды спектакля еще не было, как не было и такого незначительного количества музыки относительно иных выразительных средств (поначалу, как мне шепнули в театре, «Вавилон» вообще должен был быть чуть ли не оперой, но всегдашний соавтор Елизаветы, композитор Николай Попов, задержался на выпуске в одном из столичных театров). Эти обстоятельства обеспечили гораздо более просторные «коридоры ролей» для актёров, чем в предыдущих (отметим в скобках – замечательных) Лизиных спектаклях: мирнинском «Озоре» по Мамину-Сибиряку, ставшем победителем Фестиваля театров малых городов, или «Танцующей в темноте» «Старого дома», получившей на «Золотую маску». Хотя в остальном жесткий оперный режиссер в Лизе по-прежнему рулит, и это отлично работает на целостность спектакля.

На сцене всё это выглядит так. В ограниченном пространстве, которое, конечно же, является моделью мироздания, собрались шесть представителей социального Олимпа (да простят меня создатели спектакля за образ из другого мифа, но обитатели Древней Месопотамии никакого конкретного места, где бы проживали все боги сразу, в своей мифологии не придумали), два программиста и секретарь. Они появляются из круглых отверстий, по пояс, на разных уровнях ступенчатой с неоновыми контурами декорации Валиды Кажлаевой (новое для меня театральное имя) и поначалу похожи на перчаточных кукол, управляемых невидимыми кукловодами. Но поскольку артисты в этом камерном сибирском театре – прямо на подбор, а персонажей зовут говорящими именами шумеро-аккадских божеств, то и каждый герой этого захватывающего фэнтези по мотивам современных социальных мифов воспринимается как занятная головоломка, которую замечательно интересно разгадывать в течение часа и сорока минут, пока идет спектакль (хронометраж, как видите, тоже вполне голливудский).

На фото – Василий Байтенгер – Нимрод в сцене из спектакля «Вавилон» © Пресс-служба новосибирского театра «Старый дом» / Виктор Дмитриев

Персонажа по имени Нимрод с копной седых волос, чей голос из-за тяжелой болезни лёгких напоминает рычание, артист Василий Байтенгер играет похожим на старого волка Акелу, но начисто лишенным сентиментальных коннотаций. Сочувствия он не вызывает, несмотря на очевидную смертельную болезнь, как, впрочем, и остальные герои. Он – хозяин гигантской корпорации электроники, адепт традиционных технологий, которые с появлением ИИ новейшего поколения «Вавилон» должны навсегда отойти в прошлое. Так что его «безголосье» тоже символично, как и никнейм: Нимродом звали даже не бога, а царя-богоборца, который, согласно трудам древнееврейского историка Флавия, и затеял постройку Вавилонского столпа (это неточно, но для создателей спектакля, прописавших этот факт в программке, важно). Но именно Нимрод задаст целый ряд ключевых вопросов, на которые каждому из зрителей придется отвечать самому и не обязательно немедленно, с ними можно уйти из театра и подумать: «Если я жестокий человек, я достоин сострадания?», «Сострадание или эффективность?», «Успех или справедливость?». Вы тоже заметили сходство с одной замечательной ведущей ток-шоу? Думаю, оно намеренно. Впрочем, один бесспорный повод для сочувствия Нимроду всё же есть: он – покинутый в болезни старый муж.

На фото — Софья Васильева – Инанна в сцене из спектакля «Вавилон» © Пресс-служба новосибирского театра «Старый дом» / Виктор Дмитриев

Его бывшая жена Инанна – виртуозное создание актрисы Софьи Васильевой – это «гигантская барби», укутанная в пышные рыжие волосы, хлопающая двухсантиметровыми фосфорно-желтыми ресницами и растягивающая слова, как профессиональная соблазнительница. При этом смысл этих речей – радикально-феминистский, а самый страшный её кошмар, навеянный ожившим ИИ «Вавилон»: «остаться женщиной, которой мужчины карьеру обеспечили». Инанна – шумерский, более древний вариант богини Иштар, самой знаменитой в шумеро-аккадском пантеоне, благодаря вавилонским воротам Иштар, которые невероятным образом сохранились с середины первого тысячелетия до н.э. и хранятся в берлинском музее «Пергамон» (кто не был, посмотрите хотя бы картинки в интернете – это один из самых впечатляющих экспонатов современности) и роману Пелевина «Generation „П“». Инанна (как и Иштар) – богиня любви и раздора: определенно, древние шумеры лучше разбирались в человеческой психологии, чем древние греки. И героиня Софьи Васильевой справляется с обеими функциями идеально, являясь в реальности и в видениях и соблазнительницей, и безжалостной фурией. По должности она – потенциальный потребитель нового изобретения, хозяйка косметических салонов, использующих новейшие технологии.

На фото – Василий Байтенгер – Нимрод и Тимофей Мамлин – Бэлит в сцене из спектакля «Вавилон» © Пресс-служба новосибирского театра «Старый дом» / Виктор Дмитриев

Ещё один потребитель новейшего ИИ – нынешний избранник Инанны, IT-бизнесмен и не вылезающий из спортивных одежд зожник Бэлит, названный даже не именем, а символической приставкой, которой жители Древней Месопотамии обозначали божественную силу и власть – нечто вроде титула, что характерно, женского (Инанна его примерно так и мыслит – в качестве приставки). Тимофей Мамлин с присущей этому актёру тонкостью иронизирует над своим человеком-системой, лепя его из нарциссизма и демонстративной маскулинности и используя интонацию снобистского превосходства над всеми, кто не нашел формулы сопротивления случайностям. Впрочем, эта его формула, как и психологические механизмы защиты остальных «богов», рушатся во время первого же испытания, того самого «сна разума» по имени «Вавилон», который каждому видится в соответствии с его бессознательными страхами. И если Инанне «Вавилон» навевает кошмар с превращением её из интеллектуалки с фем-оптикой в самку – производительницу новых людей, и она (о ужас!) начинает испытывать реальное возбуждение, то «невозможным человеческим выбором» для Бэлита в его видении оказывается: смерть в океане против потери зубов, которые (все до единого) требует у него бизнес-соперник Нимрод. Зубы как органы первой необходимости на вершине социальной иерархии, да еще у практически совершенного человека – смешной и отчетливый образ. И остальные «небожители» видятся Бэлиту проплывающими мимо и хохочущими над ним.

На фото — Вера Сергеева – Царпанит в сцене из спектакля «Вавилон» © Пресс-служба новосибирского театра «Старый дом» / Виктор Дмитриев

Остальные – это Царпанит (шумерские и аккадские имена богов в тексте пьесы перемешаны: по идее, Царпанит должна была бы соседствовать с Иштар, а не с её более ранним шумерским аналогом Инанной), её сын Набу и её бывший муж Ашшур. Тот, кто знаком с актрисой Верой Сергеевой по образу «танцующей в темноте» Сельмы, будет изумлен метаморфозой. Её Царпанит – из породы железных self-made woman, которые идеально получаются у Мэрил Стрип. Впрочем, ей и положено выглядеть такой роскошной и несокрушимой, поскольку главная во всей этой истории – она. И не только потому, что Царпанит – эксперт №1 в области искусственного интеллекта, и это она формировала программистам то, что называется ТЗ (техзадание). А еще и потому, что, объясняя амбициозному молокососу Бэлиту непреложную максиму «правда — понятие идеологическое», поскольку «оберегать людей от некоторой информации и врать — это разные вещи», она выглядит ни много ни мало великим инквизитором XXI века, который от простейших тиранов отличается тем, что сознает свою спасительную для «обыкновенных людей» (в терминологии Достоевского) миссию.

На фото — Анатолий Григорьев – Набу в сцене из спектакля «Вавилон» © Пресс-служба новосибирского театра «Старый дом» / Виктор Дмитриев

Сына Царпанит Набу, носящего имя аккадского бога мудрости, Анатолий Григорьев играет фриковатым существом под вечным кайфом (заветные пакетики с белым порошком любящая, как умеет, всесильная мать поставляет ему регулярно). Поначалу он кажется инопланетянином – из-за прически: его волосы иглами торчат из головы и напоминают то ли короткие антенны, то ли коро…÷ну. Впрочем, обе метафоры работают, потому что, кроме мании величия, компенсирующей комплекс неполноценности от недолюбленности, неприкаянности и неуверенности в себе, Набу практически с самого начала демонстрирует неподдельную тревогу-предчувствие финальной катастрофы и как-то сразу и неожиданно категорично для такого чудаковатого «нездешнего» существа предостерегает всех от принятия предложения Ашшура «заточить “Вавилон” под оборонку, потому что тут денег гораздо больше, чем у здравоохранения или агропромышленного комплекса». По ходу действия он умудряется еще и резонировать по поводу безотцовщины, поскольку глава предприятий оборонного комплекса Ашшур, как свидетельствуют найденные Набу документы, бесплоден, а имя настоящего отца мать отчего-то тщательно скрывает. И всё же выбор между спасением матери или отца, пусть и неродного, предлагаемый ему «Вавилоном», классифицируется Набу как невозможный. Словом, артисту Григорьеву удалось и этого, практически кукольного персонажа наделить сложной внутренней организацией. И закономерно именно он формулирует тайную мечту абсолютного большинства современников: «Хочется увидеть себя глазами другого человека и понравиться себе».

На фото — Андрей Сенько – Ашшур в сцене из спектакля «Вавилон» © Пресс-служба новосибирского театра «Старый дом» / Виктор Дмитриев

«Бог войны» Ашшур – замечательное лицедейство Андрея Сенько, неузнаваемого в образе брутального ковбоя с усами-подковой. Ему тоже по пьесе полагается несколько «ипостасей», но разглядеть под ковбойской маской инфантильного ловеласа получается легко, а вот несостоявшегося музыканта, который мерещится герою в гипнотических видениях, навеянных «Вавилоном», – нет. Утонченности для такого бэкграунда и таких фантазий этому Ашшуру явно недостает.

Весь этот многоликий сонм небожителей социальной пирамиды обслуживают, как уже говорилось, всего три обычных «твари дрожащих» (ничегошеньки по сути не изменилось со времен классика, несмотря на новые тренды и оптики). И спектакль начинается со страха – страха двух программистов потерять работу, оттого что «Вавилон» не подает признаков жизни, и страха офисного менеджера не угодить каждому из богов и всем сразу, быть уволенным и не иметь возможности заплатить ипотеку. Программисты Мэ и Зу – это Александр Шарафутдинов и Наталья Пьянова, которых тоже с первого, да и со второго взгляда не узнать, тем более, что сидят он где-то в тени наверху, как и положено героям не первого плана. Их имена в шумерских мифах носят хтонические сущности, амбивалентные в вопросах добра и зла и соединяющие мир богов и мир людей. Мэ и Зу в самом деле пытаются всё со всем соединять, очень точно выполняя приказы – и выглядят они как идеальные офисные солдатики в строгих одеждах черно-белой гаммы, но с комическими прическами, которые походят на надстроенные мозги: соединить всю информацию мира в одном центре, еще и способном мыслить, но только так, как того требуют боги – задача не из легких, но «солдатики» верят, что, если они всё будут делать правильно, то со временем тоже доедут на социальном лифте до уровня богов. И в снах-видениях, запрограммированных «Вавилоном», Мэ зовут к себе третьим Инанна и Бэлит, что сходу повергает его в экстаз, а амбициозная и талантливая Зу (про тихий омут и чертей – это про неё) видит себя прямо-таки новой Царпанит.

На фото —Александр Шарафутлинов – Мэ, Наталья Пьянова – Зу, Анатолий Григорьев – Набу в сцене из спектакля «Вавилон» © Пресс-служба новосибирского театра «Старый дом» / Виктор Дмитриев

Но что-то пошло не так. И это ощущают все – даже самый маленький по удельному весу человек в этой экстравагантной компании: почти мультяшный персонаж, офисный менеджер Кингу, названный по имени чудовища, долгое время состоявшего на службе у богов, а затем ими убитого – очкарик в кепочке с застывшим раз и навсегда услужливым выражением лица. Он знает все привычки каждого из героев, знает, что налить в кофе Нимроду и какой фреш принести Бэлиту. Совсем юный артист-дебютант Арсений Чудецкий играет довольно тонкую деталь: хотя роль Кингу в этом пантеоне ограничивается пресловутым «кушать подано», его с самого начала не назовешь персонажем-функцией, он умудряется интриговать именно своей непохожестью, инаковостью: в отличие от остальных героев, упорно работающих над обретением всемирного господства, он сюда приходит работать и только. А собственно жизнь его – и это его выбор – протекает в загородном доме, взятом в ипотеку, где его ждет любимый домашний пес корги.

На фото – Арсений Чудецкий – Кингу в сцене из спектакля «Вавилон» © Пресс-служба новосибирского театра «Старый дом» / Виктор Дмитриев

Столь ярко и подробно разработанные режиссером, драматургом, актерами характеры просто не могут не интересовать сами по себе, помимо сюжета мистического триллера о коллективном противостоянии команды богов искусственному интеллекту, вдруг осознавшему себя. Довольно быстро я поймала себя на том, что, оттолкнувшись от намеков на некую давнюю тайну Царпанит, её, определенно, терзающую (в спектакле забавно реализуется метафора «кошки на душе скребут» – сон ИИ, который по-своему видит и транслирует нам в тексте Царпанит, сопровождается душераздирающими кошачьими воплями, пока она не достает откуда-то из невидимых зрителю глубин мохнатую тварь и не отшвыривает от себя подальше), пытаюсь вести собственное расследование, вычисляя некий параллельный вполне человеческий сюжет со «скелетом в шкафу», в котором герои предстают как самые обычные люди со своими мелкими страстями и огромными желаниями. И по мере того, как из под божественных масок выглядывают люди, в речь персонажей проскальзывают их обычные человеческие имена: Царпанит, например, зовут Аида, а её сына Набу – так нежно, по-домашнему, Павлик. При этом мистика с «Вавилоном», поворачивающим все прописанные людьми заранее схемы в свою сторону, обретает всё новые формы: после снов искусственного разума наступает очередь двойников, которые вместо того, чтобы обманывать «Вавилона», множат мучительные сущности самих «богов». Наконец, уже отключенный от сети ИИ устраивает главный фокус, моделируя диалоги героев с ключевыми атрибутами их повседневности: умирающего от рака легких Нимрода – с вейпом, величающим его «последним рыцарем старого мира традиций», Бэлита – с супом, Кингу – с кофе Царпанит, Ашшура с телефоном, где у него всегда множество неотвеченных звонков от женщин, с которыми он не готов разбираться, Инанны – с её роскошными волосами, символом женственности, в котором она окончательно запуталась, Набу – с не спасшими его четками, причем, каждая бусина ведёт с ним отдельный тупиковый диалог, а Царпанит – с воображаемым Кингу, который по простодушию своему и какой-то особой нравственной чистоте задает ужасно неудобные вопросы о самом главном. И даже голоса этих предметов четко выверены, Лиза есть Лиза: волосы Инанны, к примеру, транслирует ей бабушкины ценности голосом Нимрода.

Двойной сюжет крепко держит внимание до самого конца. И скелет в прошлом в итоге обнаруживается. Но не буду тут спойлерить, скажу лишь, что давнее трагическое событие, ставшее трамплином в карьере Царпанит, – только промежуточный итог.

А окончательная развязка оказывается неожиданной и соединяет оба сюжета. Дело в том, что шутки «Вавилона» с воздействием на подсознание героев оказываются его расследованием и одновременно тестированием социальных богов на выживаемость. И на поверку оказывается, что программа разрушения в тех, кто мыслит себя кумирами, настолько сильна, а элементарная способность взаимодействия с себе подобными, не говоря уже о способности к любви, настолько ничтожна, что шансы выжить у них – нулевые. Но один человек в этой апокалиптической картине мира всё же демонстрирует необходимый и достаточный для жизни индекс эмпатии – это гуманитарий Кингу, рвущийся домой в самые напряженные моменты, чтобы накормить и выгулять своего корги. В программке, которая оказывается еще и путеводителем по спектаклю, закодированным в трактовке имен, сказано, что из крови Кингу, смешанной с землей, и появились в нашем мире первые люди. И это, несомненно, хорошая новость. Так что апокалиптический спектакль Елизаветы Бондарь и Екатерины Августеняк в «Старом доме» стоит прописывать в качестве арт-терапии всем без исключения гуманитариям, комплексующим по поводу того, что «их возможности ограничены» и вынужденно обслуживать тиранов – всё, на что они способны.

Источник: oteatre.info